Забавно конечно...
Я был мелкий, и моя любовь к электронике проявилась прежде всего в издевательстве над бобинным магнитофоном "Комета 209".


Стоит ли удивляться, что все плёнки были забиты песнями Высоцкого? И что я теперь много что знаю наизусть, ещё с детства? А писал их туда мой папа, кавторанг... Кстати, с днём военно-морского флота! Семь футов под килем! И с годовщиной Высоцкого.

---

Балашиха, усадьбы

В самый жаркий день июля что ж, как не отпосетить пару усадеб ближайшего Подмосковья? Обе XVIII века, расположены по бывшему Владимирскому тракту, ныне шоссе Энтузиастов...
По дороге к автобусу нам попался таки в метро "Русич" с кондиционером...В нём можно жить! И мало того, поелику форточки закрыты, в нём можно разговаривать не повышая голоса! В общем, больше кондиционеров в метро, хороших и разных!

Первой была посещена усадьба Горенки. Получила известность при владении Андреем Кирилловичем Разумовским как ботанический сад, теперь там при входе просто торговля разными саженцами... А в самой усадьбе, очень большой, я б сказал, громадной, теперь санаторий внелёгочных форм туберкулёза.


Рядом с усадьбой загаженный ряской мелкий пруд, в перспективе высится что-то военное. Военного рядом много, что даже отразилось в объявлениях в маршрутках, типа "остановки около светофоров и воинских частей запрещены!".


А шли мы собственно к колоннаде.


Сама усадьба хорошо отреставрирована, вот только колоннадка оказалась заброшена совсем. По следам видно, что она была когда-то крытой, и павильон на озеро содержал даже что-то типа колодца, от которого осталась каменная яма...


Усадьба оказалась сонная и без тупой охраны с синдромом вахтёра, несмотря на камеру при входе... Погуляв невозбранно по ней, отправились пешком в находящуюся в 2 километрах усадебку Пехра-Яковлевское. Эта усадьба принадлежала другой, не менее известной фамилии: Голицыны.

При усадьбе сосновый, точнее, смешанный лес, но в нём пахнет сосной. Лес, и усадьба, стоят на берегу речки Пехорки, сама речка ныне в жару имеет метров пять ширины, и это при четвертькилометровой пойме! Остальное болото... парк, усадьба, фонтан, от которого осталась бетонная чаша, и вот такая девочка-сфинкс. При том ощущение, что лепили мальчика, но остался гипс, из которого сляпали две высоко сидящие груди, а совсем остаток пошёл на загадочные кусы в паху.


Вот, кстати, фонтан. В нём угадывается остаток трубы, но всё давно высохло.


В самой усадьбе институт. Учебный институт чего-то сельскохозяйственного, за воротами усадебного двора угадывается что-то сеялко-молотильное. Там, в здании, кафедра сельхозмашин.


И надо же! Снова колоннадка. Их две, обе симметричные, суды по нишам креплений, верхний этаж был перилами, и мало того, по нему можно было гулять - вот есть дверь. Правда, ответной двери во флигельке нет, то есть это просто был большой балкон.


И вот такой лёва на прощание. Добро улыбающийся. При входе в бюро по возобновляемым источникам энергии. )

@темы: Краеведение

---

Я с работы никогда не искал в Яндексе что-то по БДСМ-атрибутам или что-то такое, вообще, у меня - с работы опять же - только мирные в этом плане запросы в поисковик. Ну, часто по военной технике, да. Почему ж мне яндекс-директ настойчиво предлагает оные приобрести?
ЗЫ. Ну, теперь будет повод, с такой-то записью. )

---

У нас тут снова воды нету, на 4 дня, горячей. А поясните парадокс. На улице жара. Вода забирается из Пахры у плотинки, а там люди купаются, в общем, вода тоже тёплая. Далее стоит в баках, хлорируется. Почему ж она такая холодная льётся? )

---

Череп с колёсной парой в зубах - по-моему, это хорошо! )
Символика эстонских бронепоездов. Два узкоколейных уже советских поезда успели принять участие в начале Второй мировой.

@темы: ЖД

---

Взято отсюда: www.leningrad.su/museum/show_calc.php?n=257

@темы: Технофетиш, С.С.С.Р.

---

Да, город П. с мобилки.


На самом деле я понимаю, откуда эти 85. Я как-то отлаживал в детстве для дома термодатчик DS1820. Там максимальное значение диапазона было как раз эти 85 градусов, то есть все единицы. Термодатчик на аптеке просто умер от жары или оторвался...

@темы: Город П.

---

До чего ж оно хитро,
До чего ж оно хитро,
До чего ж оно всё здорово
Придумано - метро

В нём и мрамор и стекло,
В нём просторно и светло,
Летом в нём прохладно,
А зимой - тепло.

В метро отопления нет. Как и кондиционеров. Оно планировалось с естественным регулированием температуры, как большой термос. Но потоки людей и пар поездов растут, на улице тоже не холодно, и в метро стало жарко.

Вот, ссылочка на температуру по станциям: www.mosmetro.ru/pages/page_0.php?id_page=672

Видно, что чем интенсивнее линия, тем на ней жарче. потому красная и зелёная ветки держат первое место. А жёлтая, свежая люблинская, особенно только от(к)рытые станции "Марьина Роща" и "Достоевская" ещё не прогрелись и + 24 на них - в такую погоду просто рай. )

---

Нашёл в Инете, автор не указан был, учения 2010 года на Дальнем востоке, расстрелянная плавучая мастерская.



Как крылышки "Москита"-то видны!

---

У Булгакова: "Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто."
Михаил Афанасьевич, выводя своего героя, конечно предполагал, что мимозу он, Мастер то есть, конечно же видел. Видел и я её, в сухумском дендрарии. Забавное растение, касаешься листиков - они сворачиваются на глазах.
Потому и стишок "Мимоза" Сергея Михалкова, про мальчика, которого излишне опекают родители:

Он растёт, боясь мороза,
У папы с мамой на виду,
Как растение мимоза
В ботаническом саду.

Одно время мимоза было даже нарицательным. Сейчас как-то меньше.
А то, что массово дарят женщинам на 8 марта, это акация серебристая. Потому-то Мастер и не захотел говорить... Как-то "она несла в руках отвратительные цветы акации серебристой" - не ну звучит же.

---

Нашёл в Инете невыносимо прекрасное, жаль, автора не знаю. Никак по заказу РДЖ рисовалось.

---

В 1999 что ли... крыли мы крышу старого гаража Центробанка, что рядом с ВДНХ, и заодно и новой постройки. На старой крыше была произведена реконструкция вытяжек, на которых было написано "Московский вентиляторный завод". Вооот. Это было 10 лет назад.
А 20 лет назад мама меня засекла за рассматриваем почти в упор рекламы этого самого "Мовена". Пожалуй, первая реклама в СССР (1990, не позже), и очень удачная. Даже по нынешним меркам. И спросила - ты что, рассматриваешь, что у них под юбками? Ну как же... Как на садившемся кинескопе Рубина можно было хоть что-то рассмотреть?



...0 лет назад. Произношение "договорА" стало официально допустимым.

---

Вот такая гора чего-то. Когда я увидел, подумал, что это траки от гусениц. Хотя казалось бы, что им делать в депо. А на самом деле это сточенные чугунные тормозные колодки. )



____

На Маяковской на асфальте нарисовали рекламу ресторана "Химицу". Как-то не по-японски звучит и не совсем аппетитно. )
Там же, на Маяковке, реклама какого-то концерта с припиской - специальный гость Эдуард Хиль. Вот так вот прогремишь с дурацким мотивчиком на весь Инет - и вспомнят тебя, старичка...
____
У нас в П. около ДК "Октябрь" соорудили фонтан. Из тех, которые "струи из пола", по которым можно бегать и обливаться. Я ехал мимо, подъехал глянуть, объезжаю мокрую малявку, а она явно ко мне идёт, и спрашивает, непосредственно так: "А вы куда?" Домой, отвечаю, а она удивлённо итак: "на велосипеде?" Я так и не понял, что такого странного.
И вот сейчас, иду неспеша домой, другая малявка навстречу: "Извините, это не вы потеряли большую денежку?"
О, небеса, какие чистые незамутнённые дети!

---

Пусть этот рассказ будет тут. А то искать потом по Инету...

Андрей Платонов. "В прекрасном и яростном мире"


1
В Толубеевском депо лучшим паровозным машинистом считался Александр Васильевич Мальцев.
Ему было лет тридцать, но он уже имел квалификацию машиниста первого класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный пассажирский паровоз серии «ИС», то на эту машину назначили работать Мальцева, что было вполне разумно и правильно. Помощником у Мальцева работал пожилой человек из деповских слесарей по имени Федор Петрович Драбанов, но он вскоре выдержал экзамен на машиниста и ушел работать на другую машину, а я был вместо Драбанова определен работать в бригаду Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только на старой, маломощной машине.
Я был доволен своим назначением. Машина «ИС», единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне – столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина. Кроме того, я желал поработать в бригаде первоклассного механика, чтобы научиться у него искусству вождения тяжелых скоростных поездов.
Александр Васильевич принял мое назначение в его бригаду спокойно и равнодушно; ему было, видимо, все равно, кто у него будет состоять в помощниках.
Перед поездкой я, как обычно, проверил все узлы машины, испытал все ее обслуживающие и вспомогательные механизмы и успокоился, считая машину готовой к поездке. Александр Васильевич видел мою работу, он следил за ней, но после меня собственными руками снова проверил состояние машины, точно он не доверял мне.
Так повторялось и впоследствии, и я уже привык к тому, что Александр Васильевич постоянно вмешивался в мои обязанности, хотя и огорчался молчаливо. Но обыкновенно, как только мы были в ходу, я забывал про свое огорчение. Отвлекаясь вниманием от приборов, следящих за состоянием бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я посматривал на Мальцева. Он вел состав с отважной уверенностью великого мастера, с сосредоточенностью вдохновенного артиста, вобравшего весь внешний мир в свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним. Глаза Александра Васильевича глядели вперед отвлеченно, как пустые, но я знал, что он видел ими всю дорогу впереди и всю природу, несущуюся нам навстречу, – даже воробей, сметенный с балластного откоса ветром вонзающейся в пространство машины, даже этот воробей привлекал взор Мальцева, и он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем: что с ним станется после нас, куда он полетел?
По нашей вине мы никогда не опаздывали; напротив, часто нас задерживали на промежуточных станциях, которые мы должны проследовать с ходу, потому что мы шли с нагоном времени и нас посредством задержек обратно вводили в график.
Обычно мы работали молча; лишь изредка Александр Васильевич, не оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил свое внимание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины, или подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен. Я всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с полным усердием, однако механик по-прежнему относился ко мне, равно как и к смазчику-кочегару, отчужденно и постоянно проверял на стоянках пресс-масленки, затяжку болтов в дышловых узлах, опробовал буксы на ведущих осях и прочее. Если я только что осмотрел и смазал какую-либо рабочую трущуюся часть, то Мальцев вслед за мной снова ее осматривал и смазывал, точно не считая мою работу действительной.
– Я, Александр Васильевич, этот крейцкопф уже проверил, – сказал я ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.
– А я сам хочу, – улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, поразившая меня.
Позже я понял значение его грусти и причину его постоянного равнодушия к нам. Он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины. Мальцев понимал, конечно, что в усердии, в старательности мы даже можем его превозмочь, но не представлял, чтобы мы больше его любили паровоз и лучше его водили поезда, – лучше, он думал, было нельзя. И Мальцеву поэтому было грустно с нами; он скучал от своего таланта, как от одиночества, не зная, как нам высказать его, чтобы мы поняли.
И мы, правда, не могли понять его умения. Я попросил однажды разрешить повести мне состав самостоятельно; Александр Васильевич позволил мне проехать километров сорок и сел на место помощника. Я повел состав и через двадцать километров уже имел четыре минуты опоздания, а выходы с затяжных подъемов преодолевал со скоростью не более тридцати километров в час. После меня машину повел Мальцев; он брал подъемы со скоростью пятидесяти километров, и на кривых у него не забрасывало машину, как у меня, и он вскоре нагнал упущенное мною время.

2
Около года я работал помощником у Мальцева, с августа по июль, и 5 июля Мальцев совершил свою последнюю поездку в качестве машиниста курьерского поезда...
Мы взяли состав в восемьдесят пассажирских осей, опоздавший до нас в пути на четыре часа. Диспетчер вышел к паровозу и специально попросил Александра Васильевича сократить, сколь возможно, опоздание поезда, свести это опоздание хотя бы к трем часам, иначе ему трудно будет выдать порожняк на соседнюю дорогу. Мальцев пообещал ему нагнать время, и мы тронулись вперед.
Было восемь часов пополудни, но летний день еще длился, и солнце сияло с торжественной утренней силой. Александр Васильевич потребовал от меня держать все время давление пара в котле лишь на пол-атмосферы ниже предельного.
Через полчаса мы вышли в степь, на спокойный мягкий профиль. Мальцев довел скорость хода до девяноста километров и ниже не сдавал, наоборот – на горизонталях и малых уклонах доводил скорость до ста километров. На подъемах я форсировал топку до предельной возможности и заставлял кочегара вручную загружать шуровку, в помощь стокерной машине, ибо пар у меня садился.
Мальцев гнал машину вперед, отведя регулятор на всю дугу и отдав реверс на полную отсечку. Мы теперь шли навстречу мощной туче, появившейся из-за горизонта.
С нашей стороны тучу освещало солнце, а изнутри ее рвали свирепые, раздраженные молнии, и мы видели, как мечи молний вертикально вонзались в безмолвную дальнюю землю, и мы бешено мчались к той дальней земле, словно спеша на ее защиту. Александра Васильевича, видимо, увлекло это зрелище: он далеко высунулся в окно, глядя вперед, и глаза его, привыкшие к дыму, к огню и пространству, блестели сейчас воодушевлением. Он понимал, что работа и мощность нашей машины могли идти в сравнение с работой грозы, и, может быть, гордился этой мыслью.
Вскоре мы заметили пыльный вихрь, несшийся по степи нам навстречу. Значит, и грозовую тучу несла буря нам в лоб. Свет потемнел вокруг нас; сухая земля и степной песок засвистели и заскрежетали по железному телу паровоза; видимости не стало, и я пустил турбодинамо для освещения и включил лобовой прожектор впереди паровоза. Нам теперь трудно было дышать от горячего пыльного вихря, забивавшегося в кабину и удвоенного в своей силе встречным движением машины, от топочных газов и раннего сумрака, обступившего нас. Паровоз с воем пробивался вперед в смутный, душный мрак – в щель света, создаваемую лобовым прожектором. Скорость упала до шестидесяти километров; мы работали и смотрели вперед как в сновидении.
Вдруг крупная капля ударила по ветровому стеклу – и сразу высохла, испитая жарким ветром. Затем мгновенный синий свет вспыхнул у моих ресниц и проник в меня до самого содрогнувшегося сердца; я схватился за кран инжектора, но боль в сердце уже отошла от меня, и я сразу поглядел в сторону Мальцева – он смотрел вперед и вел машину, не изменившись в лице.
– Что это было? – спросил я у кочегара.
– Молния, – сказал он. – Хотела в нас попасть, да маленько промахнулась.
Мальцев расслышал наши слова.
– Какая молния? – спросил он громко.
– Сейчас была, – произнес кочегар.
– Я не видел, – сказал Мальцев и снова обратился лицом наружу.
– Не видел! – удивился кочегар. – Я думал, котел взорвался, во как засветило, а он не видел.
Я тоже усомнился, что это была молния.
– А гром где? – спросил я.
– Гром мы проехали, – объяснил кочегар. – Гром всегда после бьет. Пока он вдарил, пока воздух расшатал, пока туда-сюда, мы уже прочь его пролетели. Пассажиры, может, слыхали – они сзади.
Далее мы вошли в ливень, но скоро миновали его и выехали в утихшую, темную степь, над которой неподвижно покоились смирные, изработавшиеся тучи.
Потемнело вовсе, и наступила спокойная ночь. Мы ощущали запах сырой земли, благоухание трав и хлебов, напитанных дождем и грозой, и неслись вперед, нагоняя время.
Я заметил, что Мальцев стал хуже вести машину – на кривых нас забрасывало, скорость доходила то до ста с лишним километров, то снижалась до сорока. Я решил, что Александр Васильевич, наверно, очень уморился, и поэтому ничего не сказал ему, хотя мне было очень трудно держать в наилучшем режиме работу топки и котла при таком поведении механика. Однако через полчаса мы должны остановиться для набора воды, и там, на остановке, Александр Васильевич поест и немного отдохнет. Мы уже нагнали сорок минут, а до конца нашего тягового участка мы нагоним еще не менее часа.
Все же я обеспокоился усталостью Мальцева и стал сам внимательно глядеть вперед – на путь и на сигналы. С моей стороны, над левой машиной, горела на весу электрическая лампа, освещая машущий, дышловой механизм. Я хорошо видел напряженную, уверенную работу левой машины, но затем лампа над нею припотухла и стала гореть бледно, как одна свечка. Я обернулся в кабину. Там тоже все лампы горели теперь в четверть накала, еле освещая приборы. Странно, что Александр Васильевич не постучал мне ключом в этот момент, чтобы указать на такой непорядок. Ясно было, что турбодинамо не давало расчетных оборотов и напряжение упало. Я стал регулировать турбодинамо через паропровод и долго возился с этим устройством, но напряжение не поднималось.
В это время туманное облако красного света прошло по циферблатам приборов и потолку кабины. Я выглянул наружу.
Впереди, во тьме, близко или далеко – нельзя было установить, красная полоса света колебалась поперек нашего пути. Я не понимал, что это было, но понял, что надо делать.
– Александр Васильевич! – крикнул я и дал три гудка остановки.
Раздались взрывы петард под бандажами наших колес. Я бросился к Мальцеву; он обернул ко мне свое лицо и поглядел на меня пустыми покойными глазами. Стрелка на циферблате тахометра показывала скорость в шестьдесят километров.
– Мальцев! – закричал я. – Мы петарды давим! – и протянул руки к управлению.
– Прочь! – воскликнул Мальцев, и глаза его засияли, отражая свет тусклой лампы над тахометром.
Он мгновенно дал экстренное торможение и перевел реверс назад. Меня прижало к котлу, я слышал, как выли бандажи колес, стругавшие рельсы.
– Мальцев! – сказал я. – Надо краны цилиндров открыть, машину сломаем.
– Не надо! Не сломаем! – ответил Мальцев.
Мы остановились. Я закачал инжектором воду в котел и выглянул наружу. Впереди нас, метрах в десяти, стоял на нашей линии паровоз, тендером в нашу сторону. На тендере находился человек; в руках у него была длинная кочерга, раскаленная на конце до красного цвета; ею и махал он, желая остановить курьерский поезд. Паровоз этот был толкачом товарного состава, остановившегося на перегоне.
Значит, пока я налаживал турбодинамо и не глядел вперед, мы прошли желтый светофор, а затем и красный и, вероятно, не один предупреждающий сигнал путевых обходчиков. Но отчего эти сигналы не заметил Мальцев?
– Костя! – позвал меня Александр Васильевич.
Я подошел к нему.
– Костя! Что там впереди нас?
Я объяснил ему.
– Костя... Дальше ты поведешь машину, я ослеп.
На другой день я привел обратный состав на свою станцию и сдал паровоз в депо, потому что у него на двух скатах слегка сместились бандажи. Доложив начальнику депо о происшествии, я повел Мальцева под руку к месту его жительства; сам Мальцев был в тяжком удручении и не пошел к начальнику депо.
Мы еще не дошли до того дома на заросшей травою улице, в котором жил Мальцев, как он попросил меня оставить его одного.
– Нельзя, – ответил я. – Вы, Александр Васильевич, слепой человек.
Он посмотрел на меня ясными, думающими глазами.
– Теперь я вижу, ступай домой... Я вижу все – вот жена вышла встретить меня.
У ворот дома, где жил Мальцев, действительно стояла в ожидании женщина, жена Александра Васильевича, и ее открытые черные волосы блестели на солнце.
– А у нее голова покрытая или безо всего? – спросил я.
– Без, – ответил Мальцев. – Кто слепой – ты или я?
– Ну, раз видишь, то смотри, – решил я и отошел от Мальцева.

3
Мальцева отдали под суд, и началось следствие. Меня вызвал следователь и спросил, что я думаю о происшествии с курьерским поездом. Я ответил, что думал, – что Мальцев не виноват.
– Он ослеп от близкого разряда, от удара молнии, – сказал я следователю. – Он был контужен, и нервы, которые управляют зрением, были у него повреждены... Я не знаю, как это нужно сказать точно.
– Я вас понимаю, – произнес следователь, – вы говорите точно. Это все возможно, но недостоверно. Ведь сам Мальцев показал, что он молнии не видел.
– А я ее видел, и смазчик ее тоже видел.
– Значит, молния ударила ближе к вам, чем к Мальцеву, – рассуждал следователь. – Почему же вы и смазчик не контужены, не ослепли, а машинист Мальцев получил контузию зрительных нервов и ослеп? Как вы думаете?
Я стал в тупик, а затем задумался.
– Молнию Мальцев увидеть не мог, – сказал я.
Следователь удивленно слушал меня.
– Он увидеть ее не мог. Он ослеп мгновенно – от удара электромагнитной волны, которая идет впереди света молнии. Свет молнии есть последствие разряда, а не причина молнии. Мальцев был уже слепой, когда молния засветилась, а слепой не мог увидеть света.
– Интересно, – улыбнулся следователь. – Я бы прекратил дело Мальцева, если бы он и сейчас был слепым. Но вы же знаете, теперь он видит так же, как мы с вами.
– Видит, – подтвердил я.
– Был ли он слепым, – продолжал следователь, – когда на огромной скорости вел курьерский поезд в хвост товарному поезду?
– Был, – подтвердил я.
Следователь внимательно посмотрел на меня.
– Почему же он не передал управление паровозом вам или по крайней мере не приказал вам остановить состав?
– Не знаю, – сказал я.
– Вот видите, – говорил следователь. – Взрослый сознательный человек управляет паровозом курьерского поезда, везет на верную гибель сотни людей, случайно избегает катастрофы, а потом оправдывается тем, что он был слеп. Что это такое?
– Но ведь он и сам бы погиб! – говорю я.
– Вероятно. Однако меня больше интересует жизнь сотен людей, чем жизнь одного человека. Может быть, у него были свои причины погибнуть.
– Не было, – сказал я.
Следователь стал равнодушен; он уже заскучал от меня, как от глупца.
– Вы все знаете, кроме главного, – в медленном размышлении сказал он. – Вы можете идти.
От следователя я пошел на квартиру Мальцева.
– Александр Васильевич, – сказал я ему, – почему вы не позвали меня на помощь, когда ослепли?
– А я видел, – ответил он. – Зачем ты нужен мне был?
– Что вы видели?
– Все: линию, сигналы, пшеницу в степи, работу правой машины – я все видел...
Я озадачился.
– А как же так у вас вышло? Вы проехали все предупреждения, вы шли прямо в хвост другому составу...
Бывший механик первого класса грустно задумался и тихо ответил мне, как самому себе:
– Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, а я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал... Я и в петарды не поверил, хотя и услышал их: я подумал, что ослышался. А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди зеленый сигнал, я сразу не догадался.
Теперь я понял Мальцева, но не знал, почему он не скажет о том следователю, – о том, что, после того как он ослеп, он еще долго видел мир в своем воображении и верил в его действительность. И я спросил об этом Александра Васильевича.
– А я ему говорил, – ответил Мальцев.
– А он что?
– «Это, говорит, ваше воображение было; может, вы и сейчас воображаете что-нибудь, я не знаю. Мне, говорит, нужно установить факты, а не ваше воображение или мнительность. Ваше воображение – было оно или нет – я проверить не могу, оно было лишь у вас в голове; это ваши слова, а крушение, которое чуть-чуть не произошло, – это действие».
– Он прав, – сказал я.
– Прав, я сам знаю, – согласился машинист. – И я тоже прав, а не виноват. Что же теперь будет?
– В тюрьме сидеть будешь, – сообщил я ему.

4
Мальцева посадили в тюрьму. Я по-прежнему ездил помощником, но только уже с другим машинистом – осторожным стариком, тормозившим состав еще за километр до желтого светофора, а когда мы подъезжали к нему, то сигнал переделывался на зеленый, и старик опять начинал волочить состав вперед. Это была не работа: я скучал по Мальцеву.
Зимою я был в областном городе и посетил своего брата, студента, жившего в университетском общежитии. Брат сказал мне среди беседы, что у них, в университете, есть в физической лаборатории установка Тесла для получения искусственной молнии. Мне пришло в голову некоторое соображение, неуверенное и еще неясное для меня самого.
Возвратившись домой, я обдумал свою догадку относительно установки Тесла и решил, что моя мысль правильная. Я написал письмо следователю, ведшему в свое время дело Мальцева, с просьбой испытать заключенного Мальцева на подверженность его действию электрических разрядов. В случае, если будет доказана подверженность психики Мальцева либо его зрительных органов действию близких внезапных электрических разрядов, то дело Мальцева надо пересмотреть. Я указал следователю, где находится установка Тесла и как нужно произвести опыт над человеком.
Следователь долго не отвечал мне, но потом сообщил, что областной прокурор согласился произвести предложенную мною экспертизу в университетской физической лаборатории.
Через несколько дней следователь вызвал меня повесткой. Я пришел к нему взволнованный, заранее уверенный в счастливом решении дела Мальцева.
Следователь поздоровался со мной, но долго молчал, медленно читал какую-то бумагу печальными глазами; я терял надежду.
– Вы подвели своего друга, – сказал затем следователь.
– А что? Приговор остается прежний?
– Нет. Мы освободим Мальцева. Приказ уже дан, – может быть, Мальцев уже дома.
– Благодарю вас. – Я встал на ноги перед следователем.
– А мы вас благодарить не будем. Вы дали плохой совет: Мальцев опять слепой...
Я сел на стул в усталости, во мне мгновенно сгорела душа, и я захотел пить.
– Эксперты без предупреждения, в темноте, провели Мальцева под установкой Тесла, – говорил мне следователь. – Включен был ток, произошла молния, и раздался резкий удар. Мальцев прошел спокойно, но теперь он снова не видит света – это установлено объективным путем, судебно-медицинской экспертизой.
Следователь попил воды и добавил:
– Сейчас он опять видит мир только в одном своем воображении... Вы его товарищ, помогите ему.
– Может быть, к нему опять вернется зрение, – высказал я надежду, – как было тогда, после паровоза...
Следователь подумал:
– Едва ли... Тогда была первая травма, теперь вторая. Рана нанесена по раненому месту.
И, не сдерживаясь более, следователь встал и в волнении начал ходить по комнате.
– Это я виноват... Зачем я послушался вас и, как глупец, настоял на экспертизе! Я рисковал человеком, а он не вынес риска.
– Вы не виноваты, вы ничем не рисковали, – утешил я следователя. – Что лучше – свободный слепой человек или зрячий, но невинно заключенный?
– Я не знал, что мне придется доказать невиновность человека посредством его несчастья, – сказал следователь. – Это слишком дорогая цена.
– Вы не волнуйтесь, товарищ следователь. Тут действовали факты внутри человека, а вы искали их только снаружи. Но вы сумели понять свой недостаток и поступили с Мальцевым как человек благородный. Я вас уважаю.
– Я вас тоже, – сознался следователь. – Знаете, из вас мог бы выйти помощник следователя...
– Спасибо, но я занят, я помощник машиниста на курьерском паровозе.
Я ушел. Я не был другом Мальцева, и он ко мне всегда относился без внимания и заботы. Но я хотел защитить его от горя судьбы, я был ожесточен против роковых сил, случайно и равнодушно уничтожающих человека; я почувствовал тайный, неуловимый расчет этих сил в том, что они губили именно Мальцева, а не меня, скажем. Я понимал, что в природе не существует такого расчета в нашем человеческом, математическом смысле, но я видел, что происходят факты, доказывающие существование враждебных, для человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти гибельные силы сокрушают избранных, возвышенных людей. Я решил не сдаваться, потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей судьбе, – я чувствовал свою особенность человека. И я пришел в ожесточение и решил воспротивиться, сам еще не зная, как это нужно сделать.

5
На следующее лето я сдал экзамены на звание машиниста и стал ездить самостоятельно на паровозе серии «СУ», работая на пассажирском местном сообщении. И почти всегда, когда я подавал паровоз под состав, стоявший у станционной платформы, я видел Мальцева, сидевшего на крашеной скамейке. Облокотившись рукою на трость, поставленную между ног, он обращал в сторону паровоза свое страстное, чуткое лицо с опустевшими слепыми глазами, и жадно дышал запахом гари и смазочного масла, и внимательно слушал ритмичную работу паровоздушного насоса. Утешить его мне было нечем, и я уезжал, а он оставался.
Шло лето; я работал на паровозе и часто видел Александра Васильевича – не только на вокзальной платформе, но встречал его и на улице, когда он медленно шел, ощупывал дорогу тростью. Он осунулся и постарел за последнее время; жил он в достатке – ему определили пенсию, жена его работала, детей у них не было, но тоска, безжизненная участь снедали Александра Васильевича, и тело его худело от постоянного горя. Я с ним иногда разговаривал, но видел, что ему скучно было беседовать о пустяках и довольствоваться моим любезным утешением, что и слепой – это тоже вполне полноправный, полноценный человек.
– Прочь! – говорил он, выслушав мои доброжелательные слова.
Но я тоже был сердитый человек, и, когда, по обычаю, он однажды велел уходить мне прочь, я сказал:
– Завтра в десять тридцать я поведу состав. Если будешь сидеть тихо, я возьму тебя в машину.
Мальцев согласился:
– Ладно. Я буду смирным. Дай мне там в руки что-нибудь, дай реверс подержать; я крутить его не буду.
– Крутить его ты не будешь! – подтвердил я. – Если покрутишь, я тебе дам в руки кусок угля и больше сроду не возьму на паровоз.
Слепой промолчал; он настолько хотел снова побыть на паровозе, что смирился передо мной.
На другой день я пригласил его с крашеной скамейки на паровоз и сошел к нему навстречу, чтобы помочь ему подняться в кабину.
Когда мы тронулись вперед, я посадил Александра Васильевича на свое место машиниста, положил одну его руку на реверс и другую на тормозной автомат и поверх его рук положил свои руки. Я водил своими руками, как надо, и его руки тоже работали. Мальцев сидел молчаливо и слушался меня, наслаждаясь движением машины, ветром в лицо и работой. Он сосредоточился, забыл свое горе слепца, и кроткая радость осветила изможденное лицо этого человека, для которого ощущение машины было блаженством.
В обратный конец мы ехали подобным же способом: Мальцев сидел на месте механика, а я стоял, склонившись, возле него и держал свои руки на его руках. Мальцев уже приноровился работать таким образом настолько, что мне было достаточно легкого нажима на его руку, и он с точностью ощущал мое требование. Прежний, совершенный мастер машины стремился превозмочь в себе недостаток зрения и чувствовать мир другими средствами, чтобы работать и оправдать свою жизнь.
На спокойных участках я вовсе отходил от Мальцева и смотрел вперед со стороны помощника.
Мы уже были на подходе к Толубееву; наш очередной рейс благополучно заканчивался, и шли мы вовремя. Но на последнем перегоне нам светил навстречу желтый светофор. Я не стал преждевременно сокращать хода и шел на светофор с открытым паром. Мальцев сидел спокойно, держа левую руку на реверсе; я смотрел на своего учителя с тайным ожиданием...
– Закрой пар! – сказал мне Мальцев. Я промолчал, волнуясь всем сердцем.
Тогда Мальцев встал с места, протянул руку к регулятору и закрыл пар.
– Я вижу желтый свет, – сказал он и повел рукоятку тормоза на себя.
– А может быть, ты опять только воображаешь, что видишь свет! – сказал я Мальцеву.
Он повернул ко мне свое лицо и заплакал. Я подошел к нему и поцеловал его в ответ:
– Веди машину до конца, Александр Васильевич: ты видишь теперь весь свет!
Он довел машину до Толубеева без моей помощи. После работы я пошел вместе с Мальцевым к нему на квартиру, и мы вместе с ним просидели весь вечер и всю ночь.
Я боялся оставить его одного, как родного сына, без защиты против действия внезапных и враждебных сил нашего прекрасного и яростного мира.

---

В субботу прокатился под паровой тягой до Манихино. 100 км примерно в сумме. Конечно, погода подвела в смысле жары, но... Дождь был бы хуже. )

При отправлении с Рижского был замечен канал "Культура". Кстати, шли под Э^р, товарный паровоз, но пассажирских осталось меньше, а на мосузле так кажется ни одного не присутствует...


Два вагона всего... поскольку в самих вагонах были почти все железнодорожники, то и трёхгранка у них с собой имелась. Наглухо открытые окна тут же почти все открылись, и стало можно высунуться. Кстати, паровоз тянет иначе, чем локомотив на дизельной или электротяге. Довольно ощутимы рывки. Нет, не так, чтобы падать, а чуть покачивает, на микроуровне. Особенности паровой машины, каждый "чух" - это отсечка. С какой частотой паровоз чух-чухает, с такой и идёт толчки тяги. Они передаются на сцепку, вагону, и уж оттуда человеческому тельцу.


Мало того, открыли и торцевую дверь. Правда, не в пустоту, а к тендеру. Свалиться там при всём желании было нельзя. Даже нет - при желании можно, но если спрыгнуть.


Я был в белой рубашке. Точнее, нет, я выехал в белой рубашке. :-) Поскольку были открыты окна и торцевая дверь, полностью проявилось отрицательное свойство паровоза - это пепел, который влетал внутрь вагона. Кстати, на пассажирских паровозах потому и ставили дымоотбойники, на том же П36, к примеру - вертикальные щиты у дымовой коробки. Они создавали поток воздуха вверх, который и уносил дым и пепел. Так вот, по приезду домой рубашка стала явственно сизоватой.
Снаружи, впрочем тоже было временами дымновато.


Кстати, даже когда паровоз стоит, пар всё равно расходуется. Много куда. На работу генераторов, динамо-машинок, их у Э^р две.


Тратится на создание тяги в топке струёй пара в дымовую трубу. Кстати, на большом фото можно заметить у дымовой трубы ещё маленькие трубки, и из них - уже считай совсем незаметно - тоже вырываются струйки пара. Это пар от подогрева масла в маслёнках, их тоже две, по бокам дымовой коробки.


Пар вырывается в вестовую трубу при работе инжектора при перекачке воды из тендера в котёл.


И даже, как в поговорке, пар уходит в свисток. Вот оттуда и КПД... Зато, опять же, всё видно, всё устройство паровоза - снаружи.


Детский восторг читался на лицах многих, кто встречался нам по пути. Махали как дети, так и взрослые, снимали на мобильники, фотоаппараты, делали характерные дёргающие жесты рукой, прося погудеть. Машинист как правило не отказывал, хотя ИСИ (инструкция по сигнализации) с ним бы поспорила. Что уж говорить о восторге тех, кто ехал внутри. В отличие от многих моих соседей по вагону - межобластной сидячке выпуска последней четверти 20 века - я ехал под паровой тягой впервые. Щенячий восторг... иначе ощущения не передать и не озвучить. ) От Сапсана такого не было и не будет...
И напоследок - классика паровозных кадров. )

@темы: ЖД, Паровоз

---

Я не знаю, кто такие граммар наци, но...

Вчера на Царицыно углядел объявление, ну знаете, об отмене и прочем. Так там было написано "поезда проследуют без ОСТОНОВОК". Ужас...
Ну ладно ещё это, а на вполне парадной табличке экспресса до Серпухова написано "Царицино".

А, еще радует рекламная надпись из рекламной плёнки на одном из ларьков во всё том же Царицыно: "Ноутюуки". Опечатка, ага.

---

МарР-До

Я полагаю, мало для кого неожиданно, что спустя два десятилетия таки открылись две станции метро в Мск, "Достоевская" и "Марьина Роща"



Про "Достоевскую" какая-то крайне охровая пресса написала, что её открытие откладывается из-за весьма некорректных фресок. Вроде насмотревшись их, психически неуравновешенные личность начнут сигать под колёса метропоездов.


Ну то есть как бы сцена убийства бабушки-проценщицы и её сестры топором и так далее. Но конечно же, это всё ерунда была, просто не успевали отделку завершить к 75-летию... Потому и станции открыли на месяц позже. А то пример "Мякинино" как-то не повышал доверия к метро... Когда вестибюль завершали за ночь до открытия, а на следующий день радостные блоггеры фотографировали отваливавшуюся плитку.
А на самом деле станция вышла хоть и исключительно в серых тонах, но к самоубийству ну никак не зовущая.


И ФМ смотрит на вас просто как на страдальцев, а не как на г....


Забавная находка авторов: стены лестницы спуска на станцию оформлены силуэтами, белым ангельским и чёрным-демоническим. Странно, что чёрный уж скорее какой-то булгаковский. То есть на несколько десятков лет позже. И вообще, ангельский - женский, а чёрный - мужской. Налицо какой-то подтекст автора мраморной мозаики!


Кстати, ещё новинка в ММ: светящиеся поручни и границы лесенки.


А вообще, деньги, в том числе вложенные в станцию, - не главное... Хотя если ехать от "Трубной" и внимательно смотреть в окошко на тюбинги тоннеля, то не может не броситься в лицо всё то разнообразие оных. Чугун, бетон, плоские кольца... Тоннель слеплен из того, что досталось в начале 90-х!


Другая станция, "Марьина роща", характерна трёхмерными мозаиками. То есть они конечно плоские, но благодаря оформлению смотрятся очень объёмно, прекрасная находка авторов! фото конечно же объёмность не передаёт...


Всего разных фресок 8, по 3 на путевых стенах и две на входе-выходе. Чисто теоретически появится и второй выход со станции, но будет ли он оформлен так же, не известно.


Станции явно оборудованы по последнему слову...


В заключение: станции обе прекрасны, каждая хороша по-своему, а в минус и записать нечего. Но вот буковка "М" окончательно потеряла красный оттенок. Как бы символ был красная М, но...
"...но с каждым днем вpемена меняются.
Купола pастеpяли золото.
Звонаpи по миpу слоняются.
Колокола сбиты и pасколоты.©"

@темы: Метро

---

Но не у каждого есть противогаз!

@темы: С.С.С.Р.

---

В "Двенадцати стульях" Ильфа и Петрова оказалось вырезано довольно много. В 1997 году был опубликован полный вариант, с комментариями, которые поясняли много всего того, что при чтении как бы прошло мимо. Среди вырезанных кусков был и такой (напомню, что Ильф с Петровым работали в газете "Гудок"):

Поезд прыгал на стрелках. Глядя на поезд, семафоры разевали рты. Пути учащались. Чувствовалось приближение огромного железнодорожного узла. Трава исчезла - ее заменил шлак. Свистали маневровые паровозы. Стрелочники трубили в рога. Внезапно грохот усилился. Поезд вкатился в коридор между порожними составами и, щелкая, как турникет, стал пересчитывать вагоны:
Иначе как этой фотографией, хотя и сделанной на 30 лет позже описываемых событий, "огромный железнодорожный узел" не передать. Напомню, что Киса с Остапом прибыли на Рязанский, ныне Казанский вокзал.

©: oldmos.ru/photo/view/11285

- Белый изотермический, Ташкентская, срочный возврат, годен для рыбы и мяса, оборудован крючьями.
Эти вагоны делились на два типа: с охлаждением и без. Первого типа же в свою очередь были либо вагоны-ледники, либо даже с механическим охлаждением, то есть имели компрессорную холодильную установку, размещавшуюся в отдельном вагоне. В любом случае вагон отличался толстыми многослойными (дерево, картон, рубероид, воздух, пробка, металлическая обшивка) теплоизоляционными стенками - до 200 мм толщиной. Вагон выглядел вот так:

©: www.kmvline.ru/otkr/

- Темный дуб, палубная обшивка, мягкие рессоры, спальный вагон прямого сообщения.
Ну, тут уж всё понятно без комментариев.

©: glavpoezdrus.ru/mrdop/

- Дюжина товарных Рязано-Уральской дороги. Измараны меловыми знаками.
Товарные вагоны выглядели так, как ниже на фото. На базе их делались также воинские вагоны-теплушки - просто установкой внутрь печки. Небольшие двухосные вагончики, были сильно распространены.

©: www.sottovoce.ru/travels/2005/brest-railroad/

- Срочный возврат в Баку, нефтяные цистерны.
Хороший штрих - Баку. Тогда Баку и был основным нефтяным центром. Туда же потом рвался Гитлер, там же перед тем Нобель и накопил денежек на свою премию.

©: www.sottovoce.ru/travels/2005/brest-railroad/

- Пролетарии всех стран, соединяйтесь. Вагон-клуб Дорпрофсожа М-Казанской дороги.
Конкретно фотографии вагона-клуба я не нашёл. Но нашёл картинку. Вагон-клуб - это был передвижной лекторий или библиотека, служил целям народного просвещения.

©: cartoon.metro.ru/

- Раз, два, три... Восемь... Десять... Платформы, груженные лесом.
На фото лесовозная платформа тех лет. Но на ней вместо брёвен - шасси лёгкого танка Т-26 с 75-мм пушкой.

©: beute.narod.ru/Beutepanzer/su/t-26/t-26_spg/spg...

И вдруг, в стороне, забытый ветеран - обтрепанный вагон-микст с надписью: "Деникинский фронт".
Покажу другого ветерана. Но тоже вагон-микст. Микст - это когда в одном вагоне сочетались места двух классов. На малодеятельных ветках, где было невыгодно применение целых вагонов разного класса, бегали вот такие миксты. Обратите внимание, они окрашены в два цвета: каждый класс имел свой цвет. В данном случае это жёлтая (1 класс) и синяя (2 класс) окраска. Зелёные вагоны были 3 класса - это наш плацкарт.

©: museum.fandorin.ru/

Пути вздваивались.
Хорошо авторы передают последние минуты перед прибытием на вокзал, эх! И зачем это нужно было вырезать?

©: paruss.at.ua/

Поезд выскочил из коридора. Ударило солнце. Низко, по самой земле, разбегались стрелочные фонари, похожие на топорики. Валил дым. Паровоз, отдуваясь, выпустил белоснежные бакенбарды. На поворотном кругу стоял крик. Деповцы загоняли паровоз в стойло.
То есть вращали его на поворотном круге перед постановкой в веерное депо.

photofile.ru/users/usik/2194777/37036849/#mainI...

@темы: ЖД

---

Я играю. В свои 32 я играю в игрушечки. Компьютерные, да.
Но меня бесит, несказанно, мода на невозможность сохранения в играх. Да ладно б ещё аркадки, так в стрелялках же!
Простил, и то условно, за красоты игры, такое поведение только Dead Space. Ну дык потому что пепел System Shock 2 стучался в сердце.
Но так оказалась не пройденной и снесена Метро-2033, даром что там станция "Павелецкая" заменена на станцию "Крещатик". Вот пройдёшь сложный участок, выдохнешь - и тут тебя зашибают... Не, возможно есть любители реализма, но игрушка на то и игрушка, чтобы получать удовольствие, а не нуджно затразиваться при повторных прохождениях!
И вот вчера, чуть поиграв, снёс 5-ю серию Splinter Cell. Надо сказать, что я прошёл предыдущие с удовольствием, потому как игра неспешная, требовала размышления и не стрельбы, а тактики. А тут Conviction - это просто интерактивный фильм. Ни тебе свистнуть врагу, подманивая, ни утащить в тень бессознательное тело, ни тебе штрафы за мёртвых и проценты за шумное прохождение... А, и невозможность сохраниться!
Тьфу. Почему так? Потому что консоль? Не верю, ведь Bioshock тоже портирован на консоли, и без маразма... Даёшь сохранение!